Книга Желаний

Я хочу поделиться с вами эпизодом из своей жизни, в котором, как мне кажется, выражена суть этой книги. Я надеюсь, что вы сумеете распознать принципы, содержащиеся в этой истории.
Несколько лет назад я в университете, где преподавал, взял годичный отпуск для работы над книгой. И все это время мы прожили в Лайе, на северном берегу Оаху одного из Гавайских островов.

Обустроившись на новом месте, мы вскоре выработали такой режим отдыха и работы, который оказался не только весьма продуктивным, но и чрезвычайно приятным.

После утренней пробежки по пляжу мы отправляли двух наших детей – в шортах и босиком – в школу. Я удалялся в изолированный домик у тростниковых зарослей, где оборудовал себе кабинет для работы. Это было очень тихое, красивое и спокойное место – никакого телефона, никаких заседаний, никаких срочных обязательств.

Помещение, в котором я работал, примыкало к территории колледжа, и вот однажды, когда я прохаживался между книжными полками принадлежащей ему библиотеки, мое внимание привлекла одна книга. Я открыл ее, и мой взгляд упал на фразу, оказавшую мощнейшее влияние на всю мою дальнейшую жизнь.

Я перечитывал ее снова и снова. В сущности, она выражала простую мысль о том, что между раздражителем и нашей реакцией существует некий промежуток, или пространство, и от того, как мы его используем, зависит наше развитие и счастье.

Мне трудно передать вам, какое впечатление произвела на меня эта фраза. И несмотря на то, что я был воспитан на философии самодетерминизма, слова, которыми была выражена эта мысль, – «промежуток между возбудителем и реакцией», – поразили меня с невероятной силой. Это было похоже на «откровение», на внутреннюю революцию, на «идею, время которой пришло».

Я вновь и вновь возвращался к этой мысли, и она начала оказывать серьезное воздействие на мою жизненную парадигму. Я стал наблюдать за собой как бы со стороны. Я мысленно помещал себя в середину этого промежутка и оттуда смотрел на раздражители. Я наслаждался внутренним ощущением свободы выбирать свою реакцию.

Вскоре после этого случая и частично благодаря воздействию этой «революционной» идеи мы с Сандрой начали практиковать «глубокое общение», разговоры по душам. Около полудня мы садились на старенький красный легкий мотоцикл «хонда-90», брали с собой двух наших ребят-дошколят – одного сажали между собой, а другого я пристраивал у себя на левом колене, – и отправлялись по тропинке через тростниковые заросли. Мы ехали не спеша около часа, спокойно беседуя между собой.

Дети, с нетерпением ожидавшие поездку, сидели тихо. Встречного транспорта не было, а наш мотоцикл стрекотал совсем негромко, так что мы хорошо слышали друг друга. Обычно мы доезжали до пустынного берега, парковали «хонду» и дальше шли пешком еще примерно двести ярдов до уединенного местечка, где среди природы устраивали пикничок.

Песчаный пляж и пресноводная речка, впадавшая в этом месте в океан, полностью занимали внимание детей, и мы с Сандрой могли спокойно продолжать разговор. Вы легко можете представить себе, какого уровня понимания и доверия мы смогли с ней достичь, проводя в таком глубоком общении по два часа в день ежедневно на протяжении целого года.

В самом начале этого года мы говорили обо всем, что нас интересовало, – о людях, идеях и событиях, о детях, о моей книге, о нашей семье и нашем доме, о планах на будущее и прочих подобных вещах. Но мало-помалу наше общение становилось глубже, и мы все чаще начинали говорить друг с другом о нашем внутреннем мире, – о том, как мы воспитывались, о наших жизненных сценариях, о наших чувствах и сомнениях. Глубоко захваченные общением, мы в то же время как бы со стороны наблюдали за этим процессом и за своим в нем участием. Мы стали по-новому, совершенно необычно использовать тот самый промежуток между раздражителем и реакцией, и это заставило нас задуматься о том, как мы были запрограммированы и как наши программы влияли на наше представление о мире.

Мы пустились в интереснейшее путешествие в свой внутренний мир и обнаружили, что это самое восхитительное, самое увлекательное, самое захватывающее и самое богатое открытиями занятие из всех, что были нам известны во внешнем мире.

Но не все было таким «светлым и радостным». Иногда мы испытывали боль, задевая обнаженные нервы, и неловкость от того, что становилась известна наша подноготная. Это испытание делало нас полностью открытыми и очень уязвимыми и незащищенными друг перед другом. Но несмотря на это, мы чувствовали, что с готовностью будем проходить через это испытание еще многие годы. Погружаясь в эти потаенные, деликатные проблемы и затем выходя из них, мы чувствовали себя в какой-то мере оздоровившимися.

Мы с самого начала относились друг к другу настолько заботливо и чутко, так старались поддержать друг друга, что это значительно облегчало для каждого из нас нелегкий путь к открытию самих себя.

Постепенно у нас выработалось два негласных строжайших правила. Первое – «не выпытывать». Поскольку мы раскрывали друг перед другом свои уязвимые внутренние наслоения, не нужно было задавать вопросов, нужно было эмпатически слушать, сопереживать. Выпытывание же подобно вторжению. Кроме того, оно слишком логично и оказывает контролирующее воздействие. Мы исследовали новую землю – неизведанную и пугающую, вызывающую страхи и сомнения. Нам хотелось открывать ее все больше и больше, но мы научились уважать потребность и право другого человека открываться тогда, когда для этого придет время и он будет готов это сделать.

Второе строжайшее правило заключалось в том, что если общение становится слишком болезненным, то беседа в этот день прекращается. И тогда мы либо продолжаем на следующий день с того места, где остановились, либо ждем, пока тот, кто рассказывал, не будет готов возобновить эту тему. Мы носили в себе неразрешенные вопросы, зная, что надо к ним вернуться. Но поскольку времени у нас было достаточно и обстановка к этому располагала, поскольку мы с таким увлечением наблюдали, как нас захватывает сам процесс, и совершенствовали свои отношения, то мы оба понимали, что рано или поздно вернемся к прерванному разговору и так или иначе его завершим.

Самыми трудными и в то же время самыми плодотворными стали те эпизоды нашего общения, когда в соприкосновение входили моя уязвимость и уязвимость Сандры. Тогда в силу нашей эмоциональной вовлеченности и субъективности мы обнаруживали, что промежуток между раздражителем и реакцией исчезал. Выплескивались негативные чувства. Но наше глубокое обоюдное желание и молчаливая договоренность заключались в том, чтобы настроить себя и качать с того места, где мы прервались, чтобы в конце концов добиться разрешения проблемы.

Один из таких трудных эпизодов был связан с характерной особенностью моей личности. Мой отец был очень замкнутым, сдержанным и осторожным человеком. Моя мать была и по сей день является очень общительной, открытой и непосредственной. Я нахожу в себе проявления и той, и другой тенденции. Когда я не чувствую себя в безопасности, когда я не очень уверен в себе, я склонен замыкаться, как и мой отец. Я прячусь в свою раковину и оттуда наблюдаю.

Сандра больше похожа на мою мать – общительна, естественна и непосредственна. За совместно прожитые годы не раз были случаи, когда ее открытость казалась мне чрезмерной, а она находила вредной мою отстраненность как для окружающих, так и для меня самого, поскольку я становился глух к чувствам других людей. Все это и многое другое выявилось в период наших совместных экскурсии в собственные глубины. Я стал ценить проницательность и здравомыслие Сандры, то, как она стремилась помочь мне раскрыться, стать более отзывчивым, чутким, общительным человеком

Другой трудный эпизод был связан с тем, что я считал «пунктиком» Сандры, изводившим меня многие годы. Она, как мне казалось, буквально помешалась на электробытовых приборах фирмы «Фриджидэр», чего я никак не мог понять. Она даже мысли не допускала о приобретении изделия с другим клеймом! Даже когда мы только начинали жизнь и были весьма стеснены в финансах, Сандра настаивала на поездке за пятьдесят миль в «большой город», где продавались товары фирмы «Фриджидэр», которых в нашем крохотном университетском городке не было.

Меня это ужасно бесило. К счастью, сталкиваться с ее упрямством приходилось не часто: только когда требовалось что-то приобрести из бытовых приборов. Но когда это случалось, для меня это становилось раздражителем, вызывающим такую реакцию, словно кто-то нажимал на красную кнопку пуска. Приверженность Сандры к этой фирме стала для меня символом иррационального мышления и возбуждала целый шквал отрицательных эмоций.

В таких случаях я обычно прятался в свою раковину. Видимо, я считал, что наилучший способ справиться с этой проблемой – это оставить все как есть, не обращать внимания; в противном случае, как мне казалось, я просто потеряю контроль над собой и наговорю много такого, чего говорить не следует. Иногда случалось, что я срывался и говорил что-то нехорошее, за что потом приходилось извиняться.

Больше всего меня заботило не то, что Сандра обожает фирму «Фриджидэр», а то, что она упорно и, как мне представлялось, совершенно вне всякой логики и справедливости принималась восхвалять «Фриджидэр», что я считал совершеннейшим абсурдом. Если бы она просто признала, что ее отношение к этой фирме ни на чем не основано и носит чисто вкусовой характер, мне казалось, я бы смог это вынести. Но отстаивание ею своей правоты было невыносимым.

И вот в самом начале весны в наших беседах возникла тема «Фриджидэр». Все наше предыдущее общение подготовило нас к этому. Строжайшие правила уже были установлены – не выпытывать и оставить разговор, если он будет слишком болезненным для одной или обеих сторон.

Никогда не забуду день, когда мы исчерпали эту тему. Мы тогда не стали как обычно останавливаться на пляже, а просто продолжали ехать через тростниковые заросли, может быть, потому, что не хотели смотреть друг другу в глаза. С этой проблемой оказалось связано столько душевных изломов, столько неприятного, и она так долго подавлялась! Мы никогда не были так близки к разрыву, как в этот день. Но если пытаешься создать прекрасные, гармоничные отношения, нельзя оставлять без внимания то, что разделяет.

Мы с Сандрой были поражены тем, что открыли благодаря этому взаимодействию. Оно оказалось поистине синергитическим. Казалось, Сандра и сама в первый раз отдала себе отчет в том, что же явилось причиной ее так называемого пунктика. Она стала рассказывать мне о своем отце, как он многие годы преподавал историю в старших классах и как, чтобы свести концы с концами, ему пришлось заняться торговлей электроприборами. В годы экономического кризиса он испытал серьезные экономические трудности, и на плаву он удержался только благодаря финансовой поддержке фирмы «Фриджидэр».

У Сандры с ее отцом были необыкновенно нежные и теплые отношения. Когда он возвращался после тяжелого трудового дня домой и ложился на диван, Сандра растирала ему усталые ноги и что-то напевала. Это было прекрасное время. Они наслаждались общением друг с другом многие годы и почти каждый день. Он делился с дочерью, рассказывал ей о своих тревогах и волнениях, и это он привил Сандре глубокое почтение к фирме «Фриджидэр», поддержавшей его в тяжелые времена.

Это общение отца с дочерью пришлось как раз на то время, когда ребенок наиболее интенсивно программируется, формирует свой сценарии. В такой период дети очень восприимчивы, и всевозможные образы, мысли и идеи глубоко укореняются в подсознании. Возможно, Сандра сама забыла об этом, и только наше спокойное общение в течение года естественным и непосредственным образом вызвало из памяти это воспоминание.

Сандра испытала глубочайшее самопроникновение и погружение в эмоциональные истоки своего отношения к «Фриджидэр». Я также открыл для себя новые стороны ее личности и проникся к ней еще большим уважением. Я понял, что Сандра говорила не об электроприборах; она говорила о своем отце и о своей верности – о верности его памяти.

Помню, в тот день наши глаза были полны слез. И не столько из-за сделанного открытия, сколько из-за возросшего чувства уважения друг к другу. Мы обнаружили, что даже самые простые, на первый взгляд, вещи часто имеют глубокие эмоциональные корни. Иметь дело только с поверхностными проявлениями, не разглядев за ними более чувствительной материи, значит грубо попирать священный покров человеческой души.

Эти месяцы общения принесли много плодов. Наше взаимодействие сделалось настолько мощным, что мы научились почти мгновенно проникать в мысли друг друга. Покидая Гавайи, мы обещали друг другу продолжить начатую практику. С тех пор вот уже многие годы мы регулярно усаживаемся на свою «хонду» или, если плохая погода, в машину просто ради того, чтобы поговорить. Мы чувствуем, что для поддержания любви необходимо говорить друг с другом, в особенности о чувствах. Мы стараемся общаться ежедневно, по несколько раз в день, даже если я нахожусь в отъезде. Это все равно, что прислониться к стенам родного дома, где сосредоточились счастье, чувство безопасности и высшие ценности вашей жизни.

Томас Вулф был не прав. Домой _можно_возвращаться вновь и вновь, если твой дом – сокровищница бесценных дружеских отношений.